Короткий век русской усадьбы

В последнее время в России всё большую популярность приобретают путешествия по усадьбам, одним зданиям повезло – они нашли своего инвестора, другие же остались в целости лишь на старинных снимках, которые показывают ушедший мир родовых гнезд и картины частной жизни больших дворянских и купеческих семей.

 

Редактор портала «ART&TRAVEL» Любовь ПУЛИКОВА поговорила с хранителем фонда видовой графики и фотографии Государственного исторического музея Анастасией ВАСИЛЬЧЕНКО об усадебной фотографии, уникальных стереодагеротипах, популярных камерах и сложностях профессиональной съемки.

 

– Анастасия, расскажите о своем фонде и как он связан с усадебной темой.

 

– По меркам Исторического музея фонд усадебной графики и фотографии совсем невелик  – всего 3500 листов и снимков. Самые ранние рисунки и чертежи можно датировать серединой XVIII в., самые поздние по времени предметы – усадебные фотографии 1970-х годов. До 1980-х годов коллекция была не востребована. Интерес к усадебному наследию появился только в конце 1980-х – начале 1990-х, когда эта тема начала волновать общество, так же, впрочем, как и фотография. Бывает, хотя и редко, что музей собирает предметы задолго до того, как они привлекают внимание исследователей. Тем самым музей предугадывает запрос общества, понимая, что будет интересным в истории этого периода спустя десятилетия. Так произошло с этой коллекцией. Фотографии до сих пор часто служат только иллюстративным материалом для исследований усадеб, рассматриваются как исторический источник, носитель визуальной информации. В то время как совершенно ясно, что это особый вид искусства, законы которого особенно интересно познавать на раннем этапе его формирования, во второй половине XIX века. 

Хранитель фонда видовой графики и фотографии Государственного исторического музея Анастасия Васильченко.

Фото Любови Пуликовой

– Усадебная коллекция в музее собиралась специально или же, увидев, как много накопилось видовых изображений, решили соединить их в одном фонде?

 

– Фонд был выделен из коллекции видовой, архитектурной графики и фотографии еще в довоенное время. Значительная часть его предметов поступила до революции в качестве даров. 1920-е годы Исторический музей был центром, в который поступало множество вещей из разных источников: напрямую из разоренный поместий, из государственных музейных хранилищ. Многие усадебные фотографии пришли к нам из закрытого в 1926 году музея «Старой Москвы». Первоначально никто специально, конечно, не собирал усадебный фонд, но неочевидная для большинства советских людей важность этих фотографий тогда была оценена моими предшественниками. Специалисты в непростое время, когда дворянская культура была фактически под запретом, посчитали важным сохранить эти снимки. Часть фотографий происходит из личных коллекций Шереметевых, Чертковых, Хомяковых, Уваровых, Станкевичей, фон Мекк.

Однако вещи поступали не только напрямую из усадеб, но и через Государственный музейный фонд, а также из закрытых небольших музеев. Таким образом происхождение предметов часто обезличивалось, терялся их усадебный провенанс. Украшение нашей коллекции – отпечатки, поступившие из Русского фотографического общества, это художественные фотографии конца XIX века, посвященные усадебной теме. Русское фотографическое общество формировало музей отечественной светописи, поэтому вещи из его собрания отличает совершенно иной уровень профессионального мастерства, чем тот к которому привык современный зритель. Это конкурсные, премированные работы, выполненные в редких, благородных техниках печати, осознанно отбираемые профессионалами для потомков.

– Почему снимали любители – понятно, а профессиональная съемка усадеб для кого предназначалась?

 

– Профессиональная, парадная усадебная фотография всегда представляет взгляд владельца имения или редактора издания, заказавшего съемку. Хозяин усадьбы всегда был «режиссером» усадебных серий или альбомов. Часто она создавалась, чтобы зафиксировать момент окончания строительства нового усадебного комплекса или его реконструкцию. Если в 1860–1880-х годах это были еще дворянские поместья, то с 1890-х годов снимаются в первую очередь купеческие загородные резиденции. Это видно на примере фотографий усадеб братьев Морозовых – Одинцово-Архангельского и Иславского.

Из мемуаров можно узнать, что специальную фотосъемку владельцы также заказывали для продажи усадьбы. У нас в хранении есть изображение усадьбы Рай-Семеновское. Известно, что граф Сергей Шереметев, как друг Александра III, ездил осматривать это имение для реализации плана его приобретения для сына императора – великого князя Михаила Александровича. Большие фотографии с золотым обрезом были сделаны, чтобы с их помощью продать усадьбу. Любительские снимки он, конечно, показать императору не мог – они не предназначались для широкого круга.

 

Любительские усадебные снимки – это всегда частная жизнь семьи. Сложно сейчас показывать эти опыты, они имеют определенные недочеты съемки и проявки, но интересны тем, что демонстрируют другой ракурс усадебной жизни, точку зрения близкого, дорогого человека. Например, юная графиня Варвара Уварова фотографирует свою семью, женихов, гостей и даже великого князя Константина Константиновича. Увидеть снимки могла только ее семья. Конечно, они и представить не могли, что спустя 110 лет их фото будут экспонировать, как это было в 2016 году на нашей выставке «Глазами памяти. Образ русской усадьбы в фотографии 1860–1920-е». 

– Что значила усадьба в жизни русского дворянства?

 

– Усадьба играла огромную роль как в жизни высшей аристократии, так и среднего дворянства. Причем уже с детства. Полгода жили в особняках в Москве или Петербурге, а полгода начиная с Пасхи – в усадьбе. Но город есть город, а усадьба для дворян, впоследствии и для городской интеллигенции и купечества, была возможностью по-настоящему узнать свою малую родину и через нее, через свою землю, полюбить и большую родину, познать, если хотите, ее народ. В усадьбе соприкасались две России: Россия элиты и огромное крестьянское начало. В ней через хозяйственные заботы, охоту, через общение с дворовыми, деревенскими мужиками помещики могли по-настоящему понять деревню и проникнуться русской природой. У владельцев усадеб, как видно по многим мемуарам, было чувство долга перед своей землей, ответственность за всех людей, которыми они владели.

– Насколько часто ателье занимались профессиональной съемкой усадеб? Много ли было заказов?

 

– Безусловно, это не было делом, поставленным на поток, в отличие от фотографических портретов, которые были массовой продукцией. Усадебная съемка всегда была сложной и выездной. У нас есть ранние примеры видовой фотографии 1860-х годов – снимки Никольского-Прозоровского, принадлежавшего Трубецким. С громоздкой аппаратурой необходимо было доехать до места, все рассчитать (процесс обработки негатива часто осуществлялся прямо на месте, сложно было запечатлеть в фокусе нескольких пейзажных планов), чтобы получить удачный отпечаток, необходимо было приложить много усилий. Поэтому выездную съемку на природе осуществляли только профессионалы высокого уровня.

 Упомянем Мартина Шерера – немца, который в 1868 году уже покинул Москву, но его фамилия осталась в названии самого популярного московского дореволюционного фотоателье – «Шерер, Набгольц и К». Им выполнен вид Кускова,  и альбом Никольского-Обольянинова Олсуфьевых. В этом же ателье в 1893 году исполнен большой портрет семьи графа Льва Толстого в Ясной Поляне. Шерера уже давно нет, работают другие люди, но фамилия этого знаменитого фотографа, который снял панораму Москвы, осталась и качество отпечатков поддерживалось на высоком уровне. Стоимость выездной съемки была дороже обычной студийной минимум в два-три раза. Но «визитка» или «кабинетка», как называли портретные снимки, – это тиражные вещи, а усадебная фотография часто создавалась в единичном экземпляре, и этим по степени уникальности она приближена к графике.

– У вас в хранении есть и очень редкие стереодагеротипы. Что это такое?

 

– У нас есть уникальные стереодагеротипы с интерьерами усадьбы Марьино князей Барятинских Курской губернии. Дагеротип – единственное фотографическое изображение, появляющееся на специально обработанной посеребренной металлической пластине после съемки в фотокамере. Эта ранняя фототехнология была чрезвычайно популярна с 1839 по конец 1850-х годов. Мир охватила настоящая дагеромания! Дагеротип – уникален и, как показало время, хрупок. К началу 1860-х годов, когда были созданы наши стереодагеротипы, изобретение Луи Дагера уже стало выходить из моды. В это время популярной и отработанной стала тиражная технология получения изображения со стеклянного негатива, позволявшая иметь несколько отпечатков на бумаге.

Возникновение поздних дагеротипов объясняется именно интересом к идее стерео. К стереодагеротипам прилагаются специальные линзы, благодаря которым два изображения одного предмета, соединяются в одно объемное, фактически 3D. Таким образом зритель словно переносится в интерьер, где ему становятся видны мельчайшие детали. К тому же стереодагеротипы виртуозно подкрашены пигментами и золотом, что дополнительно усиливает иллюзионистический эффект. Стереодагеротипы были своеобразным модным гаджетом той эпохи, занимательной технической новинкой. Съемку Марьино осуществило немецкое ателье «Т. Шнайдер и сыновья», в России в 1861–1862 годах они запечатлели петербургские особняки и кремлевские достопримечательности. А тут внезапно – Курская губерния. Скорее всего княгиня Елизавета Барятинская пригласила к себе немецких дагеротипистов и оплатила это путешествие. 

– Удаётся со временем определять «новые» усадьбы? 

 

– Было много открытий, хотя идентифицировать безымянные парковые аллеи почти невозможно. Хорошо, когда на паспарту сохранились какие-то пометки: хотя бы надпись «Покровское» или «Никольское». А сколько их было на Руси! Ведь это просто значит, что усадебная церковь была посвящена Покрову или святому Николаю. Думаешь, сопоставляешь, в атрибуции все может пригодиться – и зафиксированный живописный портрет, и архитектурная деталь.

Я, кстати, открыла для себя фотографа Владимира Бахрушина – представителя знаменитой московской династии меценатов и благотворителей. Он был первым председателем Московского художественно-фотографического общества. Его стараниями в Москве провели первую международную фотографическую выставку. Фотографии Владимира Бахрушина были известны лишь по упоминаниям в журналах, а оригиналов, как считалось, не сохранилось. Ведь художественная фотография – единственный уникальный ручной отпечаток, автору трудно его повторить в том же самом виде. Если и делали второй экземпляр, то старались как-то его модифицировать. У наследников нашлись его фотоэтюды с пейзажами усадьбы Ивановское под Подольском, которую Бахрушины купили у разорившихся аристократов. Усадьба, кстати, в отличие от многих неплохо сохранилась и ее можно посетить.

Р.Ф. Бродовский. Свадьба графини А.С. Шереметевой и А.П. Сабурова в Кускове. 1894. Альбуминовый отпечаток. ГИМ

– Живопись оказала большое влияние на фотографию?

 

– Влияние было значительное и  обоюдное. В 1890-е годы мощная традиция русского реалистического пейзажа оказала огромное воздействие на формирование художественной фотографии. Фотографии «Уединение» или «В старой усадьбе» (автор неизвестен) напоминают картину Виктора Борисова-Мусатова «Призраки», но это скорее это общая тенденция Серебряного века – ретроспективность сюжетов, элегичность настроения произведений искусства. В это время сложился миф русской усадьбы, появился интерес к теме уходящего величия. Сколько было подобных примеров в поэзии, прозе, как у крупных авторов, так и у их эпигонов, имена которых сейчас уже позабыты. Русская усадьба стала символом дворянской культуры, исчезновение которой обостренно переживалось современниками. Кстати, Борисов-Мусатов был фотографом. По сути, его фотографии были подготовительными эскизами к картинам. Поэтические работы лидера дореволюционной художественной фотографии Николая Петрова, снимавшего в собственной усадьбе в Ельце юных родственниц, во многом перекликаются со сценами-грезами Борисова-Мусатова. Женский образ в усадебном парке – знаковый и символичный для начала XX века. Что воплощает в это время русскую усадьбу? Это парковая аллея и юная барышня. Одновременно это распространенный стереотип, повторяющийся в разных текстах и картинах, схематичный образ. Но даже Антон Павлович Чехов писал о реальности этих расхожих усадебных шаблонов.

– Фотограф-любитель Джулия Маргарет Кэмерон, кстати, тоже снимала в своей усадьбе в Англии.

 

– У нас есть уникальный любительский альбом 1860-х годов Григория Черткова, в котором запечатлен усадебный быт в Скорнякове Воронежской губернии. Альбом полон семейных, женских и детских образов, сценок катания на велосипеде и игры в крокет. Внимание к детскому портрету, любящий взгляд фотографа-родителя, общий интимный характер и время создания роднит их с фотографиями современников английских фотографов-любителей Джулии Маргарет Кэмерон и Льюиса Кэрролла. К сожалению, мы плохо знаем историю нашей фотографии. Наверное, мы сами виноваты – недостаточно публикуем, экспонируем старую фотографию. Вот и получается, что лучше знаем западных мастеров.

 

– А какую камеру использовали фотографы-любители в России?

 

– В ранней любительской фотографии камеры ничем не отличаются от моделей профессионалов. Затем в 1890-е годы распространение получают фотокамеры компании «Кодак» и так называемая «упрощенная фотография». В 1900-х годах появилась модель «Брауни», ею стали снимать даже дети. У нас хранятся отпечатки, выполненные детьми Зинаиды и Саввы Морозовых, снятые на панорамную камеру виды окрестностей усадьбы Покровское-Рубцово. «Кодак» очень сильно удешевил камеру, упростился процесс съемки и печати, благодаря чему фотографирование приобрело массовый характер. Однако технический прогресс не убил фотографию, просто произошла ее поляризация: разделение на профессиональную, художественную и любительскую. Художественная фотография пытается отмежеваться от «бесцельного щелканья»: возникает много объединений, начинают выходить специальные журналы. 

– Как обстояли дела со съемкой усадеб после революции? Остался ли интерес к этому «пережитку прошлого»?

 

– Как ни удивительно, в 1920-е многие начали изучать усадебную культуру, лучшие советские фотографы-пикториалисты стали ее снимать. Вероятно, было осознание того, что усадьба уже «былое» в советских реалиях, а не прекрасное «уходящее» Серебряного века. Удачный пример – название этюда Николая Свищева-Паолы «На страже былого», запечатлевшего каменного льва на руинах сгоревшего портика дворца в Кузьминках. А в работах другого прославленного фотографа, Александра Гринберга, осиротевшие подмосковные усадьбы становятся античной идиллией, где резвятся нимфы в парке Никольского-Урюпина и торжественно шествуют вакхические процессии на фоне царицынского моста.

 

В 1928 году была огромная выставка «Советская фотография за 10 лет», на ней демонстрировались большие усадебные циклы ведущих фотографов. На выставке 1928 года Юрий Еремин выставил 45 усадебных сюжетов, Петр Клепиков – около 10, Александр Гринберг – 13, то есть усадьба была значимой темой в их творчестве. Фотограф-документалист Александр Губарева экспонировал 100 снимков, из которых 60 – усадебных документальных видов. Конечно, очень любопытно наблюдать, как ампирные дворцы заполняет новый контингент – первые отдыхающие и любопытные экскурсанты. Однако на этом развитие усадебных образов в советском фотоискусстве по большому счету и закончилось: художественная политика власти совершенно изменилась, закрылись фотообъединения, стали появляться разгромные статьи, хотя пикториальные отпечатки объездили весь мир в 1920-е гг. и получили немало призов. С конца 1920-х и особенно в 1936 году пикториалистов клеймили как за социальную чуждость усадебных сюжетов, так и за их поэтизацию через сложные процессы печати. Конечно, хлесткая бескомпромиссная риторика советской фотопечати сейчас производит сильное впечатление. Советские 20-е годы стали завершающим этапом в истории усадебной фотографии, что во многом объясняется несвоевременностью подобных образов в пролетарском государстве.

- Вы сами ездите в путешествия, осматривайте усадьбы?

 

- Конечно, и довольно регулярно. С удовольствием езжу как в прославленные подмосковные имения, так и в провинциальные усадьбы. Для москвичей есть возможность выбора между музеефицированными усадьбами с хорошими коллекциями как Архангельское, Остафьево, Мураново, Горки, Люблино, Большие Вяземы, Абрамцево, Глинки. Некоторые из них сейчас заново открываются после продолжительных реставрации. Имеет смысл смотреть и красивейшие усадьбы Тверской губернии (Степановское-Волосов, Знаменское-Раек, Грузины), тульский Богородицк, смоленскую Хмелиту, калужский Полотняный завод, мемориальные музее-усадьбы художников и писателей (Карабиху, Поленово, Щелыково) – всех и не перечислить. Однако нужно не забывать и про брошенные, часто ненужные собственникам дворцы и павильоны по всей России. В таком состоянии усадебные дома простоят совсем недолго. Спешите видеть Ярополец, Гребнево, Никольское-Урюрино, Волышево, Любвино, Виноградово, Никольское-Обольяниново.  

Мне кажется, что усадебные путешествия сейчас довольно популярны, судя по тематическим группам в социальных сетях. Очень радостно видеть волонтерское движение – люди хотят помогать сохранять усадебные дома как в Быково, дом Рябушинских в Вышнем Волочке, убирать парки как Отраде-Семеновском, восстанавливать уникальные церкви, как в Ярпольце. Честь и хвала тем редким инвесторам, которые вложили свои частные деньги в реставрацию усадеб. Важно, чтобы эта память и эта красота была интересна именно нам!